Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)

Даже я, думала Новинха. Говорящий заставил меня задуматься о вещах, которые я отсрочивала и скрывала от себя неделями, месяцами. Сколько же времени прошло с тех пор, как я вот так, целое утро думала о детях? У меня появились надежды. Сколько времени я не думала о Пайпо и Лайбо? Сколько времени не задумывалась, что верю в Бога, по крайней мере, в мстительного, карающего Старого Ветхозаветного Бога, стирающего города с улыбкой на устах, лишь за то, что они не молились ему – я не знаю, такой ли Христос.

Так прошел целый день. Новинха забыла о работе и думала, думала. Но ее мозг категорически отказывался принимать какое-либо решение.

Вечером к ней пришел Квим.

– Извини, что беспокою тебя, мама.

– Ничего, – ответила она, – сегодня я бездельничаю.

– Я знаю, ты не беспокоишься, что Олхейдо проводит все дни с этим отродьем сатаны. Но я думаю, ты должна знать, куда направилась Квора сразу после школы. К нему домой.

– Да?

– Тебя это также не заботит, мама? Или ты хочешь перевернуть простынь и окончательно предоставить место отца?

Новинха подпрыгнула, как ужаленная, и уставилась на мальчика с дикой ненавистью. Он сразу сник.

– Прости, мама, я был так расстроен…

– За все годы нашего брака с отцом я никогда не позволяла ему поднять руку на детей. Но если бы он был жив, я попросила бы задать тебе хорошую трепку.

– Ты могла попросить, – с вызовом ответил Квим, – но я убил бы его раньше, чем он ко мне прикоснулся. Оглянись вокруг, никто еще не позволил себе ударить меня!

Она не хотела делать этого. Рука сама поднялась и ударила его, прежде чем она поняла, что произошло.

Удар не был слишком сильным. Но он сразу заплакал, согнулся и сел на пол, спиной к Новинхе.

– Прости, прости, – бормотал он сквозь слезы.

Она встала на колени сзади него, обняла за плечи и сильно прижалась к нему. Она вдруг вспомнила, что не обнимала его с возраста Грего. Когда я стала такой черствой? Почему, когда я вновь прикоснулась к нему, это была пощечина, а не поцелуй?

– Я тоже очень переживаю, – сказала Новинха.

– Он разрушил все. Он пришел, и все переменилось.

– В данном случае, Естевайо, изменения можно приветствовать, происходящее не столь уж ужасно.

– Но не таким способом. Исповедь, наказание и прощение – нам нужны такие перемены.

Уже не в первый раз Новинха поражалась вере Квима в святое учение о наказании грехов. Это потому, что ты никогда не грешил, сын мой, потому что еще не знаешь, что исповедь не всегда возможна.

– Я думаю, я должна поговорить с Говорящим, – сказала Новинха.

– И забрать домой Квору?

– Не знаю. Я ничем не могу помочь, но он заставил ее снова говорить.

И это не значит, что она любит его. Она не сказала о нем ни одного хорошего слова.

– Тогда зачем же она пошла к нему домой?

– Я думаю, сказать какую-нибудь гадость. Лучше согласиться с грубостью, чем выносить ее молчание.

– Дьявол тоже умеет маскироваться и совершает якобы хорошие поступки, но потом…

– Квим, пожалуйста, не рассказывай мне сказок. Проводи меня к дому Говорящего, я хочу поговорить с ним.

Они шли по берегу вдоль реки. Водяные змеи линяли, поэтому частички сброшенной кожи вместе с сучками превратили землю в липкую грязь. Это моя следующая тема, думала Новинха. Я должна выяснить, что заставляет этих мерзких маленьких тварей сбрасывать кожу. Тогда может быть удастся добиться чего-нибудь полезного от них. Или, по крайней мере, удержать их от засорения берега зловонными отбросами в течение шести недель в году.

Утешало лишь одно, что сброшенная кожа, кажется, удобряет почву; мягкая ранняя трава была гуще в местах линьки змей. Это была единственная приятная, нежная форма естественной природы Луситании; все лето люди приходили на берег реки полежать на узкой полоске естественного газона, извивающегося между зарослями тростника и жестокой степной травы. Липкая грязь из змеиных шкур, такая неприятная на первый взгляд, обещала много хорошего в будущем.

Квим, по-видимому, думал о том же.

– Мама, сможем ли мы когда-нибудь посадить около дома участочек речной травы?

– Это первое, что пытались сделать твои бабушка с дедушкой. Но они не представляли, как это сделать. Речная трава опылялась, но не давала семян.

А когда они пытались пересаживать ее, она росла какое-то время и умирала, она никогда не возрождалась на следующий год. Я думаю, ей необходима близость воды.

Квим сморщился и зашагал быстрее, было заметно, что он немного злится. Новинха заметила это. Квим всегда очень близко принимал и расстраивался, когда природа не вела себя, как хотелось бы ему.

Скоро они подошли к дому Эндера. Дети, как всегда, играли на прассе они громко говорили, стараясь перекричать друг друга.

– Это здесь, – сказал Квим. – Я думаю, тебе следует забрать Олхейдо и Квору.

– Спасибо, что проводил, – произнесла она.

– Я не обманываю, между добром и злом всегда была борьба.

– Все дело в том, – сказала Новинха, – что из них больше делает людям. Нет, нет, Квим, я знаю, ты хочешь мне подробно объяснить, но…

– Не надо снисходительности, мама.

– Но, Квим, это естественно, ты ведь всегда снисходишь до меня.

Его лицо пылало злобой.

Она подошла и робко, нежно дотронулась до его плеча, оно вздрогнуло, как от электрического тока.

– Квим, – сказала она, – прекрати постоянно учить меня о добре и зле.

Я достаточно прожила, а ты еще ничего не видел в жизни.

Он сбросил ее руку и пошел прочь. Она громко хлопнула в ладоши. В тот же момент дверь открылась. На пороге стояла Квора.

– О, мамочка, ты тоже пришла поиграть?

Олхейдо и Эндер играли в космические звездные войны. У Эндера был мощный компьютер с большой разрешающей способностью и многообразными голографическими эффектами. Они оба манипулировали армадами из двадцати кораблей. Игра была сложной и требовала внимания, поэтому никто из них не взглянул на нее и не поздоровался.

– Олхейдо, скажи мне, чтобы я замолчала, а то ты отрежешь мне язык и сделаешь бутерброд на ужин, – сказала Квора. – Нет, лучше ничего не говори, пока не кончится игра.

– Пожалуйста, присядьте, – буркнул Эндер.

– Сейчас ты будешь убит, Говорящий, – с восторгом закричал Олхейдо.

Больше половины флота Эндера исчезло в дыму взрывов. Новинха села на стул.

Квора пристроилась на полу рядом с ней.

– Я слышала, как вы с Квимом разговаривали около дома, – сказала она, – вы так кричали, что все было слышно.

Новинха почувствовала, что краснеет. Ее раздражала мысль, что Говорящий слышал ее препирательства с сыном. Ее семья не связана с его работой. Она не одобряла его игр в звездные войны. Это было таким архаичным и немодным. Вот уже тысячи лет в космосе не было ни одной войны, за исключением борьбы с контрабандистами. Милагр был настолько мирным, что никто не владел оружием страшнее дубинки констебля. Олхейдо никогда не видел войны. А теперь игра захватила его. Возможно, тяга к войне была порождена эволюцией, заложившей в мальчиках желание разорвать противника в клочья и смешать с землей. А может быть, насилие, царившее дома, породило слабость к подобным играм. Моя вина, опять моя вина.